Легенда о Грезе
Пролог
- Вы слышали что-нибудь о Двуликой?
Сидевшие у костра переглянулись. Красные отсветы огня дрожали на лицах, на закопченных сводах большого грота в основании известковой скалы, в глубине которого, в шевелящихся багровых тенях, угадывались расстеленные для ночевки спальные мешки.
За освещенным кругом тяжелой шуршащей стеной стоял ночной дождь. - Во льет!- парень в прожженной на рукаве штормовке потянулся за котелком.
- Весь день собиралось, - отозвались у костра. - А что там за Двуликая, Стас?
Парень хмыкнул.
- Слышал от спелеологов, не помню уж когда... Серега, у тебя курить есть?
Сергей бросил в огонь пустую пачку.
- Понял, - сказал Стас.
- Перебьетесь без курева, - усмехнулась девушка. - Дымите бесперечь.
- Погоди, - сказал Серега, - В рюкзаке посмотрю.
Он поднялся и принялся наощупь шарить в глубине грота.
- Страда-альцы! - нараспев протянула девушка и вдруг насторожилась.
- Слышишь?
- Ты чего, Ир? - Стас в прожженной штормовке посмотрел в дождь.
- Кажется, идет кто-то.
- Кого в такую темь...
За шумом падающего на лес дождя теперь явственно послышались приближающиеся шаги.
Ждать пришлось недолго. Из темноты в освещенный круг вступили двое. По пластикатовым накидкам, укрывавшим их вместе с рюкзаками, стекали струйки воды.
- Добрый вечер! - поздоровался бородатый.
- Добрее некуда, - усмехнулся Стас. - К нашему огоньку!
Серега, у нас гости.
- Ва-ах! - Серега выбрался из сумрака грота. - Откуда будете, люди добрые?
Бородатый помог спутнику снять рюкзак, присел к костру, зябко протянул к огню мокрые руки.
- Благодать! Из Баджея идем.
- Спелеологи, что ль?
- Да вроде того.
Его спутник тоже приблизился к костру. Он откинул с лица черный от воды капюшон штормовки, и по его плечам скользнула тугая струя темных волос. Темные в ночи глаза, точеный профиль. Парни у костра красноречиво переглянулись.
- Нашего полку прибыло! - Ира пододвинула к огню кружки.
- Стас, налей-ка чайку гостям.
- Будем знакомиться? - сказал Бородатый и потянулся за кружкой.
* * *
- Ты о какой-то легенде говорил, Стас. - Ира поближе подвинулась к угасавшему костру.
- Вон, у спеликов надо спросить. - Стас покосился в глубину грота. - Они, небось, лучше знают.
Бородатый спелеолог привалился спиной к рюкзакам. Голова его спутницы лежала у него на коленях, пряди черных в красноватом сумраке грота волос рассыпались по отвороту желтого спальника.
- Спят они, - сказала Ира. - Так что не томи.
- Спать потом не будешь...
- Ну, Стас, ну, пожалуйста!
- Если женщина про-осит...- пропел Серега. - Давай, правда, расскажи. Ты мастер на это дело.
- Ладно, уж. Вы и мертвого уговорите. Такое, значит, в народе сказывают...
* * *
Бородатый спелеолог слушал сквозь усталую полудрему приглушенные голоса у костра. Они сплетались с шелестом все не стихающего над лесом дождя.
- Люди зовут ее Двуликой, - донеслись до него слова. - Никто не знает, какой явится к нему Двуликая, если вечная ночь пещеры поглотит свет его фонаря, - безобразной старухой с горящими глазами или прекрасной девушкой. Горе тому, кто увидит зловещий оскал Старухи - грохот обвала или черная пасть колодца навсегда отрежут ему дорогу к солнцу...
Бородатый спелеолог осторожно положил руку на теплое плечо спящей у него на коленях девушки, и странная улыбка дрогнула на его губах...
* * *
|
ГРЕЗА СУМГАНА |
Когда становилось особенно плохо, Коста накидывал старенькую болоньевую куртку и выходил на начинающие сереть осенними сумерками улицы. На работе, хоть и не дающей радости, ЭТО отступало. Он копался в боксе лаборатории, слушал шутливую перебранку механиков, старался сосредоточиться на пульсирующих замысловатыми кривыми экранах осциллографов.
Вечером...
Над осенней Москвой, подсвеченное ярким заревом улиц, сочилось дождями серое небо. Он любил смотреть на цветные блики огней в черном зеркале мокрого асфальта. Но в мелькании лиц - веселых, озабоченных, усталых, - ЭТО подступало снова, и он, невольно ускоряя шаги, выходил на остановку трамвая. После той экспедиции он, сознавая всю нелепость своего поведения, мог часами бродить по оживленным московским улицам, жадно вглядываясь в волны незнакомых лиц. Заходил в ярко освещенные подземные переходы, по нескольку раз спускался и поднимался по эскалаторам метро. Лица, лица, лица...
Один раз, кажется, это было на Курском, ему показалось, что он увидел ЕЕ.
Сердце, вздрогнув, заколотилось, он бросился вниз по эскалатору, перебежал, проклиная перегородки и толпу, на восходящий, и только выскочив на гомонящий пригородный перрон, вдруг понял, что нет. И ЭТО навалилось снова.
За окном трамвая качались праздничные брызги огней, в мокрых тротуарах сияли витрины...
Потом он перестал шататься по улицам, и когда ЭТО становилось невыносимым, ехал к Вовчику.
- Станция "Октябрьское поле", - проникал в сознание искаженный динамиками голос.
Он выходил на перрон и, проходя мимо последнего вагона, слышал: "Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Щукинская", обрезанное коротким металлическим гулом закрывающихся дверей.
Все ускоряя шаги, спешил он по пустынной улице, спешил, как к спасению, ибо только там ЭТО, обнажаясь, как-то стихало.
Свернув через залитую водой калитку во двор, он сильно рвал на себя дверь подъезда, и сейчас, поднимаясь на второй этаж, Коста вспомнил, как в первый раз долго бродил вокруг в поисках входа - дверь и сейчас поддавалась неохотно, а тогда явно не желала его пускать, претворяясь запертой.
Коста звонил коротко: "Динь-бом" мелодично пел звонок, и Коста, уже заранее улыбаясь, вслушивался в шаги за дверью. Щелкал звонок, дверь широко распахивалась.
- Ха-а! Костик!
- Здорово, Вовчик!
- Здоро-ово!
Они с размаху жали друг другу руки, и Коста с радостным волнением, которое сохранил с того, первого, раза шел за Вовчиков в комнату, стараясь рассмотреть из-за него - кто из ребят сегодня здесь.
- Проходи!
В маленькой комнатке на Маршала Бирюзова, в коммунальной квартире, почти каждый вечер было полно народу. Каждый ехал сюда, как домой, ехал к своим, неся "в толпу" все свои радости, огорчения и планы.
Даже когда у Розалии родилась Женька, и Вовчик стал первым папашей в их спелеогруппе, традиции не изменились.
Часом к восьми на столе появлялся видавший виды зеленый чайник, выкладывалась из карманов и сумок снедь: колбаса, булки, сыр, помятые пакеты масла. Рассаживались кто на чем. Иногда кто-нибудь доставал из-за пазухи бутылку вина, и тогда из массивного серванта, до отказа забитого сверкающими образцами каменьев со всего света, извлекались старые фужеры с отбитыми ножками.
В девять маленькую Женьку укладывали спать, и вся толпа вываливала на лестницу покурить.
Здесь, у Вовчика, обсуждались планы новых экспедиций и штурмов, сюда стаскивались веревки, палатки, "украины"- как в обиходе называли шахтерские аккумуляторы, словом, все то, что на их языке определялось одним емким словом - "снаряга".
Коста любил смотреть на оживленные лица ребят, на тронутую ранней сединой шевелюру Крестины, навсегда взъерошенного Вейса, на "атласную кожу и черные глаза" Лехи, слушать спокойный голос Вовчика и звонкий смех Татьяны, ловить затаенную грустинку в глазах Ольги, выпутываться из сумбурного потока идей Игорька. Это были Его ребята. И он был Их. И потом, шагая по пустынным ночным улицам под шелест шин одиноких машин, когда ЭТО надвигалось снова, часто думал: кем бы он был без них, без своих ребят. Иногда приходила мысль, что не будь их, он не поехал бы в эту последнюю экспедицию, так резко перевернувшую все в его жизни. Он никогда бы не увидел ЕЕ, и никогда бы не пережил того, что с ним сейчас происходило, того, что он, не находя слов, коротко называл "ЭТО".
* * *
- Ты что задумался, мужик?
Коста вздрогнул. Вовчик протягивал ему пачку "Примы".
- Так.
- Брось, возьми вот, покрепче.
- У кого там есть закурить? - Леха "незаметно" подмигивал с подоконника.
Коста невольно улыбнулся. "Знаешь, как надо подмигивать
незнакомым девушкам?"- говорил Леха. - "Незаметно. Вот так!" Далее следовало непередаваемое Лехино действо, состоявшее из яростного подмигивания с одновременным устрашающим перекосом физиономии в сторону высунутого языка.
Со всех сторон потянулись за куревом. Спичка пошла по кругу.
Коста чувствовал, что надо сказать ребятам все. Сегодня. Потому что сегодня разговор снова, в сотый, наверно, раз зашел про эту экспедицию, и ЭТО мучило его все сильнее, не давая дышать.
Кое-что он все-таки рассказал. Тогда, еще в Пропасти, после падения с ледника. Он сказал, что знает, видел, что за сифоном. Описал точно, невероятно точно, также, как только что повторил сейчас. И больше не сказал ничего.
- Он видел, это безусловно. - Вовчик пошире расставил ноги. - Таких совпадений не бывает. Это не придумаешь. Он видел... Только вот - как?
- Галлюцинация, - сказал Крестин.
- А почему нет? - Леха спрыгнул с подоконника. - Даже в литературе пишут: "Имели место случаи галлюцинаций у спелеологов, которым пока не найдено объяснений". Так?
- Погоди, Леха. Мы уже тысячу раз об этом говорили, - Вовчик повел плечом. - Я могу поверить в галлюцинации, в провидение, это и у меня бывает... Я про нож понять не могу. Как у Костика оказался нож, который я потерял в сифоне? А у меня, его оказался. И еще что-то..., вертится что-то, не могу поймать...
- Ножи, - сказал Игорек. - Ножи ваши - это гвоздь проблемы. Хотя, скорее всего, что просто случайно ими поменялись. До сифона еще, а?
- Ты помнишь, как я из сифона вышел? - Вовчик отрешенно смотрел куда-то внутрь себя, и Коста почувствовал, что в нем поднимается внутренняя непреодолимая дрожь. - Я с ножом в руках вышел. А знаешь, почему? Потому что Костиков нож в мои ножны не входит. Напрочь. Но чего-то я не то хотел...
- Это факт, - сказал Боб. - Мы это дело экспериментально установили. Дак ведь и у Костика нож-то твой с причудами был: вроде, в ножнах, а в ножнах-то и не держится - вываливается. Его ж там рукой держать надо, чтобы ходить, - велики ножны. Ладно бы только ходить: Костик с ледника навернулся, а Вовкин ножик у него в ножнах остался, будто приклеенный! Не чудно?
- Да не менялись мы ножами в лагере, - сказал Вовчик. - Ну, ты, Боб, сам посуди, ну, на кой ляд нам ножами меняться?
- А тогда остается только предположить, что вы с Костиком где-то там, за сифоном встретились, нажрались чего-то от радости и теперь не помните ни хрена.
Коста зажмурился и глубоко затянулся сигаретным дымом.
- Короче, - сказал Леха. - Зимой ехать надо - разбираться. Тогда у нас было слишком мало времени.
- И воздуха, - сказал Игорь.
- И воздуха..., - как в полусне отозвался Вовчик и вдруг замер. - Подожди, подожди... Кажется, поймал. Сколько у меня оставалось в баллонах атмосфер? Вот сразу, как вы меня из сифона выдернули?
- Около восьмидесяти, - сказал Коста. - Скажи, Леха.
- Точно. Мы его потом на ферме выпускали. В чем дело то?
- Вот оно что, - сказал Вовчик и обвел всех глазами. - Вот, что меня все это время мучило. Неувязочка получается, мужики. Я, почему тогда назад повернул?
- Почему?
- Воздуха у меня было мало! - четко, почти по складам, произнес Вовчик. - У меня на манометре было тридцать, предел у меня был, понял?
- Ни фига не понял, - сказал Игорек.
- А когда я веревку обрезал, и того не оставалось. Зашкалило манометр. Да если б у меня восемьдесят было, я вперед бы двинул, как...
- Ты просто забыл, - уверенно сказал Боб. - Задергался и забыл.
- Я не забыл. Я просто только сейчас вспомнил. Да будь у меня хоть полсотни атмосфер!.. Это я потом задергался.
- Бред какой-то! - Вейс взъерошил и без того взъерошенный чуб. - Ножны, атмосферы, может, нам в психушку пора?
Построимся, и хором.
- Двуликая, мужики! - Леха весело присвистнул. - Не иначе!
Коста так сильно вздрогнул, что чуть не выронил сигарету.
Он не все рассказал тогда ребятам. Не мог рассказать. Потому что в глубине души сам считал происшедшее с ним невероятным. Но он не мог больше носить в себе этот груз.
- Тут вот какая штука, - сказал он. - Я не все вам сказал тогда. Дело-то вот как было...
И он потянулся за новой сигаретой.
* * *
Та последняя экспедиция осталась в его памяти отрывочными, но предельно яркими картинами.
... Они с Лехой распутывали телефонный провод. Красной спутанной грудой он лежал на снежном конусе дна Первой шахты Пропасти. Голубоватый свет угасающего наверху дня слабо струился по уходящим на недосягаемую высоту гигантским стенам каменной "бутылки". Где-то там, вверху, в голубой груше неба, золотились закатным солнцем паутинки растяжек.
Сквозь монотонную музыку капели с тающих ледников иногда проступали доносящиеся сверху далекие звуки Земли.
- Слышно сегодня хорошо, - наматывая провод на крестовину, Коста посмотрел вверх.
- Похоже, радуются чему-то, - Леха сплюнул на снег. - Дернул же их черт провод упустить! До ночи теперь провозимся.
Сегодня их четверка выходила на поверхность. Шесть суток под землей сделали свое дело. Ребята устали. Это чувствовалось по тому, как сильно затянулся подъем с Нижнего яруса Пропасти. Торопились. Не хотелось выходить в ночь, все смертельно соскучились по солнышку.
И вот тут, когда Ольга с Сорокиным уже вышли, и пристегивался на подъем Леха, раздался свист падающего с семидесяти метровой высоты провода.
Через час проклятый провод, наконец, распутался, и когда его, прицепленный к концу веревки, конец, медленно пополз вверх, они с Лехой с трудом распрямили налитые усталостью спины.
- У тебя курить осталось? - Коста из-под каски провожал взглядом уходящую в туманную высоту красную ниточку.
- А как же, - Леха вытер руки о комбинезон и полез за пазуху. - Славно потрудились. Теперь не грех и закурить...
Стукнувшись касками, они склонились над оранжевым огоньком спички, жадно затягиваясь теплым дымом.
Коста не слышал свиста падающего камня. Они успели разойтись метра на два: Коста - к Телефонному ходу, Леха - к Северной галерее, когда в мокрый снег конуса беззвучно вошел камень, и снег под их ногами едва ощутимо дрогнул.
"Как раз, где мы стояли..." - мелькнула мысль. Коста коротко глянул на Леху. Леха только покрутил головой:
"Дураки, мол, совсем страх потеряли - на конусе закуривать!.."
Передернув плечами, Коста припал к телефону:
- Земля, Земля, я - Сумган, как слышите? Прием.
Он прижимал к уху динамик, а сам все косил глазом на дырку в снегу.
"И на этот раз пронесло, - подумал он. - "Хорош подарочек! Устали и забыли осторожность..."
В наушниках затрещало. Ага, значит, провод подняли.
- Сумган, я - Земля. Все в порядке. Прием.
- Отлично! Все. Мы поднимемся. Сейчас идет Леха.
* * *
... Стены медленно ползли вниз. Огромные, влажно-черные, они раскачивались перед глазами в такт пульсациям веревки.
"Клац-клац" - клацали металлом самохваты.
Коста чувствовал, что очень устал. Он старался не смотреть на окружающие его стены, ибо тогда казалось, что он вообще не движется. Хрипло дыша, Коста старался держать ритм подъема, попеременно выкидывая вверх руки и уже не ощущая бои в ссаженных пальцах.
Венчик окаймляющих Пропасть скал постепенно расширялся, качаясь над ним в позолоте последних лучах заходящего солнца.
И странными казались несущиеся над головой серо-белые облака.
- Эва! Костик!
Коста запрокинул голову влево.
Улыбающиеся лица на краю... (Да вот он - край долгожданный!), а это кто?
- Вовчик!
Вовчик приехал!
Последние усилия, и Коста завис у края Пропасти, чувствую, как все тело гудит от подъема. Бесконечные стены закончились, и Южная площадка, на которой деловито суетились ребята, стала качками приближаться, обдавая полузабытыми парными запахами уходящего осеннего дня.
Его вытащили на край, и еще не успев отстегнуться от веревки, Коста уже обнимал Вовчика, который, оказывается, приехал еще вчера.
- Вот и встретились на Сумгане!
- Теперь поработаем!
* * *
Вечером вся экспедиция собралась у жаркого костра. Коста, наконец, почувствовал, как отсыревшие в промозглом холоде пещеры кости наполняются блаженным теплом, и как распрямляются нервы, наполняя все его существо непередаваемой радостью. Вовчик приехал! Теперь они могли перейти к своей главной задаче - штурму сифона подземной реки. Подводная группа была в сборе, и Игорек, отставив в сторону кружку, развивал картину предстоящего штурма.
Коста слушал и не слушал. Оранжевые языки пламени плясали перед его глазами, обдавая жаром, и в них качались фантастические картины Пропасти: гигантские своды залов, белоснежные каменные каскады натеков, голубое сияние ледников, черное стеклянное спокойствие реки в жутковатом контрасте с гулом, идущем откуда-то из глубины затопленных рекой галерей.
Загадка этой реки давно не давала им покоя. Начинаясь на поверхности с уходящих в поноры разрозненных ручьев, река появлялась отдельными участками в вышележащих пещерах урочища для того, чтобы во всей красе возникнуть в черных тоннелях галерей Нижнего яруса Пропасти и, уходя в сифон, через несколько километров никому неизвестного подземного пути, появиться снова. На поверхности земли, в голубом озере у подножия серо-белой стены известняков.
Что там, под этими могучими плитами скал? Какие сокровища хранит земля, отгородившись от света коварными дверями сифонов?
Четвертый год приходят они к Пропасти, но ни разу еще не посягали на скрытые за сифонами тайны. Что несут они им, спелеологам?
В костре кровенели догорающие угли. Из-за далеких хребтов пробирался ветер, шурша пожелтевшими лесами. Над урочищем нависло черное, набухающее дождями, небо.
Осень, уже совсем осень - подумал, засыпая, Коста.
* * *
Утром он проснулся с чувством беспокойства. Но тревога была смутной, и он подумал, что это обычное волнение: сегодня виз уходила шестерка Вовчика, а они с Лехой, отдохнув наверху, через день тоже должны были уйти под землю.
Небо, затянутое тучами, время от времени роняло редкие капли. Они с шелестом ложились на пестрый ковер листьев под ногами, звучно стучали по каскам стоявших на Южной площадке Пропасти парней.
Вниз осторожно спускали акваланги, тщательно упакованные в транспортные мешки.
- Да-а, погодка начинает портиться, - Вовчик, стоя на самом краю, провожал глазами уходящие в шахту мешки.
- На Нижнем будьте осторожнее, - сказал Коста, прислушиваясь к ровному шороху веревки. - Во вторую шахту падает лед. Особенно, когда дождь.
Вовчик кивнул.
- Земля, Земля, я - Сумган, - из динамика телефона слышалось дыхание Игорька. - Груз весь?
- Да, последний рюкзак, - Леха щелкал переключателями приемника. - Как у вас? Прием.
- Нормально. Первые уже спускаются в колодец Вейса.
- Скажи ему, сейчас пойду я, - Вовчик в последний раз подтягивал узлы обвязки, позвякивая карабинами.
- Эва, Сумган! Сейчас пойдет Вовчик.
- Поняли.
- Когда вы начнете работать в сифоне? - Коста распутывал грязную вытяжную веревку, изредка поглядывая, как Вовчик пристегивается на рогатку.
- Думаю, завтра.
- Когда связь?
- Давай, часов в одиннадцать. До одиннадцати должны успеть. - Вовчик уже садился на край, неуловимо напоминая чудовищного паука - весь в капроновой паутине веревок.
- Страховка?
- Есть, - Леха замер на страховке у старой березы.
- Ну, я пошел, выдавай понемногу.
- Давай! Скоро увидимся.
* * *
Всю ночь бушевала непогода. Благо, что вечером они с Лехой перенесли лагерь на ферму в километре от Пропасти, и теперь, лежа на нарах, Коста прислушивался к шуму ветра за стеной.
Ветер ломился в окна, двери, гудел в трубе. Казалось, что избушка раскачивается от его порывов. Дождь косой стеной рубил грязь на почерневших дорогах, заливал стекла, струйками стекая с крыши.
Ночью тревога возвратилась, но Коста заставил себя заснуть - надо было хорошенько отдохнуть перед завтрашним спуском.
Утренняя связь не дала никаких особенных новостей. Весь этот день, бродя по пасмурным логам - надо было нанести на карту входы двух новых для них пещер, Коста ловил себя на мысли, что с нетерпением ждет вечера. Только тогда они узнают о первой попытке штурма сифона подземной реки.
К вечеру над урочищем стих ветер. По логам потянулись сизые космы тумана, на черно-синем небе проглянули одинокие пока звезды.
- Похоже, распогодится, - Леха, озаряемый рыжими бликами, совал в печку дрова.
- Хорошо бы. Сколько до связи, мужики?
- Сорок минут.
- Опять поужинать толком не успеем,
- Ольга со стуком поставила на стол котелок с картошкой. - Ну, давайте по-быстрому.
Торопливо работая ложкой, Коста то и дело поглядывал на часы. "Что же там у ребят?"- сверлила мысль. - "Что за сифоном?"
Так и не попив чаю, они с Лехой вышли в ночь.
- Ну и темнотища! - смутная лехина тень маячила рядом. Ветер стих, и над урочищем нависла плотная тишина. Только шорох их шагов, да изредка лязг ледоруба о камень.
Ровно в условленное время они подключили телефон. Из Пропасти несло холодом. Коста зябко поежился.
- Тихо что-то. Никого нет.
В приемнике слабо потрескивало. Отступившая было тревога снова заворочалась в груди. Тихо...
- Сумган, Сумган, я - Земля. Как слышите? Прием.
И только шорох в приемнике.
Медленно тянутся минуты. Луч фонаря бесцельно бродит по черно-серым скалам, нависающим над Пропастью.
- Да что они там! Спят, что ли? Сколько мы здесь?
- Минут двадцать. Может...
- Подожди!
В шорохе и потрескиваниях телефона что-то изменилось. Далекий гул нарастал. Вот уже можно различить топот ног. Он все ближе!
Коста непроизвольно напрягся, вдруг стало жарко.
- Земля! Земля! - хриплый, задыхающийся от бега голос.
- Земля на связи! В чем дело?!
- Все нормально. Мы немного заболтались.
Леха за спиной с облегчением вздохнул.
- Ну, черти! Мы уже беспокоились. Как там сифон?
- Сейчас Вовчик подойдет, расскажет.
Через несколько минут они слушали чуть искаженный глубиной голос Вовчика:
- Сегодня провели разведку. Прошли двадцать метров предсифонного озера и тридцать метров сифона.
- А дальше?
- Дальше пройти не смогли. Страховка кончилась, да и холодно дико.
- Понятно. Завтра мы к вам спускаемся. С Лехой. Что у вас на завтра?
- Попробуем еще раз.
* * *
Проглянувшие было звезды снова задернули облака.
Возвращаясь на ферму, Коста чувствовал, что за эти дни на Земле нисколько не отдохнул. Надоело низкое мокрое небо. Хотелось солнышка. И совсем не хотелось завтра спускаться.
А утром он проснулся с чувством какого-то радостного ожидания. Ребята еще спали, а Коста некоторое время все никак не мог сообразить, почему в домике так празднично светло. Выбравшись из спальника, он глянул в окно и не смог сдержать радостного удивления.
За окном мела метель. Снег валил густо, стремительно, огромными мохнатыми хлопьями.
- Ребята, снег!
Сна как не бывало. Снег! А ведь только середина сентября.
- Все у нас было, - говорил Леха, отыскивая под нарами сапоги. - Шли сюда - умирали от жары. Лето, да и только. Позавчера вылезли из Сумгана - я еще удивился, как все пожелтело. Вся Южная площадка в листьях.
- И трава полегла, - Ольга смотрела на ребят широко раскрытыми глазами, в которых отражались маленькие окна: за ними все валил и валил снег.
- Ну! А сегодня и зима пришла, - Леха забухал сапогами к двери. - Что-то будет, когда выйдем на Землю?
- По идее, весна, - Ольга уже гремел котелками на печке.
- Леха, дровишек захвати!
- Оля, нам на связь, - Коста поверх двух свитеров натягивал порыжевший от пещерной глины комбинезон.
* * *
Метель приняла их в свои объятия. Снежинки таяли на разгоряченных ходьбой лицах, и Коста на ходу слизывал капельки, то и дело повисавшие на кончиках усов.
Вот и Южная площадка. Всюду: на пожелтевшей траве, на обнаженных стволах берез, на серых выступах скал - лежал снег. Метель утихла, и снежинки медленно, как будто нехотя, падали в темную пасть Пропасти навстречу поднимающимся из глубины облакам пара.
Оставив Ольгу у телефона, Коста поднялся на скалу, нависавшую над Южной площадкой - зрелище устья Пропасти всегда волновало его. А когда спустился, из телефона уже раздавался радостный голос Вовчика:
- Прошли сифон!
- Иди ты!
- Точно!
- Сколько?
- Тридцать пять метров. Дальше, метров на двадцать, просматривается галерея. Над головой метра три воздуха.
- А дальше?
- Похоже, поворот.
- Чего не пошли? Опять страховка?
- Да нет. Я потек здорово. Да и не вижу без очков под водой. Сейчас думаем еще нырять. Игорь уже готовится.
- Воздуха много осталось?
- До фига.
- Ну, удачи! Мы сейчас позавтракаем и к часу начнем спуск.
* * *
Пока бежали знакомой тропой на ферму, в голове все время радостно пульсировала мысль: "Взят сифон. Пройден сифон Сумгана!"
* * *
В лагере Нижнего яруса было шумно. На примусах закипала вода. По неровным стенам и потолку, по палаткам метались фантастические тени.
Во второй попытке Игорь не смог пройти сифон. Об этом Коста узнал, уже спустившись. И сейчас они сидели вокруг свечи - шесть перемазанных в пещерной глине фигур. В солидное гудение примусов мелодично вплетался говорок близкого ручейка, робкие строчки капели. Молчание прервал Вовчик:
- Завтра надо пробовать еще раз. На раз воздуху еще хватит.
- Гидрики текут, - Сорокин, отходивший к примусам, снова присел на рюкзак. Я сегодня замерз страшно.
- Так сколько ты в воде простоял, тут и не потешь, замерзнешь.
Страховать уходящего в сифон приходилось, стоя по пояс в воде предсифонного озера. Лодки у них не было.
- В следующий раз обязательно надо лодку, - Игорь сидел без каски, и огонек сигареты периодически разгорался у его губ. - Самое странное, что я не видел ни одного кармана с воздухом. Только отдельные пузыри, да и то, наверно, мы их надышали.
- Первый карман идет сразу метра через два от начала сифона. Ты вдоль потолка шел? - Вовчик полез за спичками. - Я в этот карман сразу выскочил.
- В том-то и дело, что я шел по потолку. Там выступы, борозды, ребра какие-то. Я еще подумал, как бы страховка не зацепилась. Но - ничего не видел.
- Странно.
После ужина неожиданно для себя, Коста снова почувствовал себя неважно. Спуск отнял больше, чем нужно, сил. Да еще часа два потеряли в колодце Вейса, когда пришлось перенавешивать потертую веревку.
Снимая комбинезоны и трикони, парни расползались по палаткам. В палатке ему показалось тесно, и, поразмыслив, Коста устроился в спальнике на груде мешков, укрывшись пластикатом.
В наступившей тишине где-то недалеко гулко била капель.
Голова гудела, все тело ломило.
- Не хватало еще заболеть, - подумал он, засыпая.
Перед глазами в непроницаемом сумраке пещеры поплыли знакомые голубоватые тени и исчезли.
* * *
Странно было смотреть на эту воду. Черная, матово застывшая, ее поверхность играла бликами фонарей. Желтые пятна света невесомо скользили по изборожденным коррозией стенам. И над всем этим - мощный, давящий на сознание, гул невидимого переката.
Штурмовая тройка - Вовчик, Игорь и Сорокин, матово поблескивала мокрой резиной гидрокостюмов. Лица, стянутые резиной, трудно узнать.
- Мужики, пора нырять, - Вовчик неловко шевелил пальцами в толстых перчатках. - Я уже начинаю задубевать.
- Сейчас, - Игорь возился с легочником акваланга, желтые баллоны которого резко контрастировали с черной водой и уходящими во мрак стенами.
- Значит, так, - Коста поудобнее перехватил треногу штатива. - Я буду работать в Ледяном зале. Кто у нас на связи, Леха? Если что - я там. Там же рядом Саня. Он уже ушел, что ли?
Леха молча кивнул.
- В общем, давайте.
Вовчик махнул рукой:
- Попробуем. Еще разок. Все равно, на большее не хватит воздуха.
Ловя слабеющие с каждым поворотом гулкие голоса у сифона, Коста направился к Ледяному залу. Миновав зал Ворота, он углубился в сеть галерей, на полу которых все чаще появлялись языки льда. Ледники на Нижнем ярусе Пропасти не таяли круглый год.
По крутому обледеневшему ходу Коста поднялся в Ледяной зал. Луч фонаря голубыми искрами играл в мощных ледяных сталагмитах, в зеркальном льду пола.
Положив фонарь на выступ стены так, чтобы его свет охватывал как можно большую часть зала, Коста, не спеша, установил штатив фотоаппарата и принялся за работу. Поймав в видоискатель нужный кадр, он отвел фонарь в сторону. Теперь лишний свет дал бы только красные блики на цветной пленке.
Открыв затвор аппарата, осторожно, стараясь не поскользнуться на гладком, как стекло, полу, он почти наощупь начал обходить зал, время от времени, прорезая темноту блицами
вспышки.
За работой время летело незаметно. Коста успел сделать несколько кадров, когда снизу, из-под уходящего во тьму ледника, послушалось буханье триконей. Кто-то бежал по направлению к Ледяному залу, и эхо грохотало по пещере, стократно усиливая гул приближающихся шагов.
- Эва! Костик! - голос Лехи тревожно заметался под сводами.
Коста почувствовал, что у него упало и бешено заколотилось сердце. Положив вспышку прямо на лед, он быстро, насколько позволял тусклый свет направленного в стену фонаря, приблизился к краю ледника. Внизу маячила звезда фонаря Лехи.
- В чем дело?!
- Похоже, у Вовчика застряла страховка! Его нет уже минут пять, как вышло время. Давай к реке!
Мысли лихорадочно застучали в висках. Глубина небольшая, в аппарате было, кажется, около ста атмосфер, на сколько их хватит?
- Бегу! - крикнул он вслед уже удаляющемуся Лехе.
- Сейчас скажу Сане! - донеслось до него.
Машинально Коста рванулся было к выходу из зала, но, вспомнив, что у него нет фонаря - тот по-прежнему лежал на выступе стены, все так же тускло, озаряя враз помрачневшие своды, - резко остановился. Трикони скользнули, потеряв сцепление с предательски гладким льдом. Коста сделал отчаянную попытку удержать равновесие, но упал, и вдруг почувствовал, что неудержимо соскальзывает куда-то вниз. Он попытался перевернуться, выставив вперед тяжелые трикони, чтобы хоть немного смягчить ожидаемый удар, но тут его резко дернуло вправо - он даже не успел толком испугаться - и оглушительным ударом в каску швырнуло в забытье...